ГАРАВЕЦ АЛЯКСАНДР КАНСТАНЦІНАВІЧ

ГАРАВЕЦ АЛЯКСАНДР КАНСТАНЦІНАВІЧ 

Нарадзіўся 12.03.1915 г. у вёсцы Машканы. Герой Савецкага Саюза. Скончыў Машканскую сямігодку, Віцебскі аэраклуб, Ульянаўскую лётную школу. Працаваў інструктарам, начальнікам лётнай часці Шахцінскага аэраклуба. У Вялікую Айчынную вайну з чэрвеня 1942 г. на Паўночна-Каўказскім, Варонежскім франтах. Haмеснік камандзіра эскадрыллі 88-га гвардзейскага знішчальнага авіяпалка. Загінуў 06.07.1943 г.

Один против армады 

На войне выжить хотелось каждому. Это естественно. Инстинкт самосохранения дан человеку природой. Но любовь к Родине, вер­ность идеалам партии Ленина оказались у со­ветского человека выше инстинктов. И это не просто высокие слова.

Когда Александр Горовец поднимался в небо вместе с товарищами и шел сквозь огонь в атаку, ему тоже хотелось жить. Он знал, что может погибнуть в бою. Однако шёл сквозь самый свирепый огонь, потому что иначе не­возможно было уничтожить тех, кто пришел с мечом на родную землю. "Атакую!" – был его девиз. "Атакую!" – в этом слове сливалось всё: ненависть к врагу и ярость, фронтовое братство и твердая вера в победу...

Тяжело загруженные бомбами "юнкерсы" появились в поле зрения лейтенанта Горовца неожиданно. Их было много, очень много. Шли они девятками в кильватерной колонне зве­ньев на высоте около 2500 метров. Шли на малой скорости, самоуверенно, словно на па­раде... Прикрытия у них не было. Возможно, истребители проскочили вперед, чтобы рас­чистить небо для своих бомбардировщиков. Или они опаздывали? "Значит, нужно торо­питься. Где же Рекунов? Опять, видимо, под­вел мотор, и он отстал".

Теперь сложно установить, почему Алек­сандр Константинович не предупредил Мишустина о приближавшихся "юнкерсах". И почему после приказа командира эскадрильи возвращаться он не взял курс на свой аэро­дром? Вероятно, рация вышла из строя.

Лейтенант Горовец не ушел, не повернул назад. Враг был рядом. Дать противнику возможность отбомбиться, когда в пушках оставались снаряды, а в баках горючее, было не в натуре Горовца.

Движимый высоким чувством долга, он смело пошел навстречу врагу. Боевой опыт, видимо, подсказал ему, что в сложившейся обстановке следовало действовать решитель­но и быстро. И он, увеличив обороты мотора, ураганом накинулся на ведущего первой де­вятки. Очередь была точной. "Юнкерс" будто споткнулся. Потеряв скорость, он рухнул на землю.

В перекрестии прицела оказалась новая цель. Атака Александра была такой же стре­мительной. Самолет закачался и, отваливая от строя, с неистовым ревом понесся вниз.

Внезапные атаки нашего летчика ошело­мили врага. Потеряв управление, фашисты стали беспорядочно отстреливаться, сбрасы­вать бомбы. Горовец не мог не воспользовать­ся их замешательством. Он снова выполнил заход, нацелился на врага.

Огненная трасса светящихся пуль пронес­лась над кабиной "лавочкина": фашисты на­чали огрызаться. Александр бросил истреби тель вверх, ушел из-под огня. Затем перевел машину в горизонтальный полет и, выбрав удобный момент, снова устремился в атаку. Вот он, бомбер, прямо в прицеле! Еще секунда, еще нажал гашетку. Огонь! "Юнкерс" неуклюже опустил нос и, оставляя за собой черную борозду дыма, понесся к земле.

Этого бомбера Александр подстерег на развороте. Он сразил его одной-единственной очередью. Ю-87 вздрогнул, на какое-то время завис в воздухе, затем покачнулся и свалился на крыло. Так, в полуопрокинутом виде, коп­тя небо, он и падал, пока не врезался в землю недалеко от траншей и окопов наших войск, что оборонялись в районе Зоринских Дворов, Орловки, Ольховатки, Яковлева, Луханина.

Воздушные стрелки "юнкерсов" вели по "лавочкину" яростный огонь, а бомбардиров­щики продолжали обрабатывать рубеж на­шей обороны. Из-за плотной стрельбы сложно было подойти к фашистам поближе, на ди­станцию более эффективного ведения огня. Однако Александр, маневрируя, находил уяз­вимые места, атаковал врага снова и снова. Он заходил на строй бомбардировщиков то сверху, сзади, то со стороны под разными ракурсами. Пушечные очереди его были короткими и точными. Ведь запас снарядов был не беспре­делен. Их следовало расходовать как можно экономнее.

Когда Горовец врезался в строй бомбар­дировщиков, воздушные стрелки, опасаясь за­деть своих, прекратили огонь, и Александр, не давая опомниться фашистам, уничтожал их поодиночке.

В это время младший лейтенант Борис Артюхин из группы прикрытия изо всех сил отбивался от наседавших на него "мессер-шмиттов".

Впоследствии он, свидетель последнего боя Александра Горовца, рассказывал о том поединке так:

– Вражеских самолетов было около по­лусотни, и я, естественно, не знал, что с ними вел схватку Горовец: номер его истребителя из-за дальнего расстояния и дымки разгля­деть мне никак не удалось.

Снарядов у Горовца оставалось все мень­ше, и он старался бить по "юнкерсам" с ко­роткой дистанции, наверняка.

Ещё одна атака с высоты. Ещё один Ю-87 четко вписался в прицел, и Александр ударил по нему остатками снарядов. Оче­редь снова оказалась поражающей. Это был уже девятый "юнкерс", сраженный им в одном бою.

Борису Артюхину все же удалось ото­рваться от "мессеров". Выжимая из мотора всю его мощь, он бросил свой Ла-5 на выручку товарища. Однако сблизиться с ним не успел. С большой высоты на Горовца свалилась чет­верка Me-109. Летчику, правда, удалось увернуться от удара, выполнить разворот и, как показалось Артюхину, самому оказаться в положении атакующего. Но его оружие мол­чало: боеприпасы наверняка были исчерпа­ны. Фашисты, видимо, поняли это. Они рас­сыпались веером и нападали на Горовца с разных сторон одновременно.

– Держись, браток! – шептал Артюхин. – Держись!

Огонь Бориса был точный. С удобной по­зиции он выпустил в приотставшего "мессе­ра" очередь, и враг, потеряв управление, по­шел к земле. Остальные истребители уже си­дели на хвосте Ла-5, который пикировал под большим углом.

Высота падала, летчик мог врезаться в землю.

– Выводи же! – бросил Борис в эфир.

Он понимал: голос его никто не услышит. С горечью подумал, что воздушный боец, веро­ятно, убит. Но ошибся. Перед самой землёй истребитель все же вышел из пике. Какое-то время он шел по прямой. Значит, Ла-5 был управляем. Однако с истребителем происхо­дило что-то непонятное: то он задирал нос, то кренился на крыло. Курс держал в сторону Зоринских Дворов. Большое облако – земли и пыли – последнее, что увидел Артюхин на месте падения нашего истребителя.

Командир 8-й гвардейской истребитель­ной авиадивизии полковник Д. Н. Кириллов, как обычно, находился на пункте наведения авиаторов. Утром 7 июля с ним связался за­меститель командира 5-го гвардейского истре­бительного авиакорпуса генерал А. П. Сухановский, который сообщил, что из штаба фронта пришло донесение. В нем сообщалось о совет­ском лётчике, сбившем в бою девять фашист­ских бомбардировщиков.

Об этой редкой по напряжению схватке в небе доложили в штаб фронта с НП І-й тан­ковой и 6-й гвардейской армий, а также из других наземных частей.

Воздушный бой наблюдали и непосред­ственно с КП генерала М. Е. Катукова, кото­рый накануне вечером из Усиенова перебази­ровался в район Зоринских Дворов и нахо­дился в четырех километрах от переднего ру­бежа обороны. О судьбе лётчика ничего ещё не было известно, но генерал Н. Ф. Ватутин, который тоже видел этот бой, приказал немедленно представить его к званию Героя Советского Союза.

Перед заходом солнца над аэродромом в Долгих Будах появился У-2. Проходя на бреющем, лётчик сбросил кусок килевого управления с красной ломаной стрелой-молнией, которая украшала хвостовое опере­ние самолетов 88-го гвардейского полка. На втором круге с У-2 посыпались полевые цветы: картина необычная, волнующая. Но­мера на киле не оказалось, но все – и в пер­вую очередь Артюхин – поняли: это от машины Александра Горовца. Сделав ещё круг и получив разрешение на посадку, лётчик приземлил У-2, подрулил к КП полка. Пи­лотировал самолет Дмитрий Никанорович Кириллов.

Вскоре по его приказу были созданы команды поиска истребителя и останков А. К. Горовца.

Обнаружить его самолет, однако, в то вре­мя так и не удалось: тяжелые бои на обоянском направлении не дали такой возмож­ности.

Утром 8 июля майор С. С. Римша обра­тился к начальнику штаба А. Е. Клещеву:

– Бери, Александр Ефимович, писарей и диктуй листовку. Это приказ командующего армией генерала Красовского. К вечеру что-бы каждый лётчик знал о подвиге Горовца. И добавь, что гвардии лейтенант Горовец пред­ставлен к званию Героя. Звонили из штаба фронта, от самого Николая Фёдоровича Вату­тина!

– Гвардии старший лейтенант Горовец, – подсказал Клещев. Александру Константи­новичу присвоено очередное звание. Докумен­ты прибыли перед вылетом истребителей в бой.

– Жаль, – тяжко вздохнул Римша. – Так и не удалось моему братке носить пого­ны с тремя звездочками.